— Поразительно, но факт: на факультете журналистики есть два по-настоящему периодических издания. Первое — это «Ежегодник», своеобразный «дембельский альбом» наших выпускников, этой традиции 20 лет. И второе — газета «Штепсель», ей всего семь, и на её страницах публикуются абитуриенты. Между этими двумя изданиями — студенческая жизнь, время ошибок и достижений, серьёзных книг и дружеских капустников, лекций и разговоров по душам.

Я до сих пор храню выклейной макет первого «Штепселя». Почеркушки на нем фиксируют творческий процесс: видно, как менялись заголовки, как тексты со второй полосы кочевали на двенадцатую и потом на шестую. Нормальное издание в условиях такого хаоса существовать не сможет. Но это нормальное.

В «Штепселе» есть только одно правило: не ограничиваться уровнем «ну и ладно». Написали «ну и ладно», сфотографировали «ну и ладно», сверстали «ну и ладно» — это не про нас. Пусть не на каждой полосе, но в каждом номере должен быть повод для гордости. Не маленькой — личной, а большой — профессиональной. Именно поэтому я остаюсь самым жёстким, самым злорадным и неприятным редактором.

— «Олег, мы будем делать газету. Нам нужен дизайнер!», — с такими словами ко мне подошла моя одногруппница Виолетта Шматкова. Еще позавчера я учился на филологическом факультете и представлял, что остаток своих дней я проведу в тесных аудиториях, заваленных отчётами по фольклорной практике, а в конце — задохнусь от библиотечной пыли, после чего меня вынесут на руках бабушки и одна из них, украдкой смахнув слезу, шепнёт: «А он был… красивым...»

Но я попал на факультет журналистики. А ФЖ — это как другая планета. Здесь можно всё. Это творческий микрорай. Сейчас, наверное, я бы всё сделал по-другому. Больше экспериментов в логотипе, и при этом отталкивался бы от звуков: «Штепсель… ш-ш-ш… с-с-с...» Это какая-то вспышка, что-то веселое и жизнеутверждающее. «Штепсель» — это слово почему-то заставляет меня вспомнить героя «Футурамы» робота Бендера.

После окончания университета я так и не стал дизайнером. Хотя тот свой маленький опыт дизайнерства считаю очень полезным. Еще на старших курсах я начал работать на телевидении — видеомонтажером, а дальше — режиссером прямого эфира новостей. Сейчас я работаю программным директором в одной из томских телекомпаний.

Пользуясь случаем, скажу кое-что напоследок. Помните: всё всегда может измениться. Главное — понять, к чему стремитесь вы. Действуйте...

— В начале третьего курса мне позвонила Анна Фёдоровна и предложила провести занятие по журналистике у младшей группы ШМЖ. Ну, думаю, что тут не смочь, писать я умею, расскажу разок, как это делать. Я облажалась в первые же пятнадцать минут. Именно столько ушло, чтобы рассказать свой рецепт «напиши, покажи тому, кто пишет лучше тебя, перепиши». Что делать с ребятами еще час, я не представляла. Что делать с ними полтора часа каждую неделю — тем более.

Оказалось, к занятиям нужно готовиться. Не помню, чем мы занимались остаток года, но по четвергам, накануне «лекции», я судорожно перебирала тетрадки по «Новостной журналистике» Ильи Юрьевича и искала крутые тексты в интернете для разбора. Если кто-то из той группы решил не поступать на журфак, потому что понял, что журналистика — это несерьёзно, это из-за меня.

К концу года созрела идея сделать газету. Название придумывали обе группы ШМЖ, старшая и младшая. Мы просто написали на ватмане все классные слова, которые приходили в голову. Слово «Штепсель» родилось у нас.

К 2009 году соцсети уже были мейнстримом, но я упорно отказывалась там регистрироваться. Чтобы общаться с ребятами по текстам и писать объявления для ШМЖистов, мы создали группу ВКонтакте. Так из-за ШМЖ мне пришлось лишиться «социальной девственности».

Пока я была редактором, прочитала десятки текстов ребят, которые сама как третьекурсница уже никогда бы не решилась писать. Мои школьники анализировали ситуацию на Украине, президентство Обамы, состояние современного телевидения. Они ещё не знали, что этого делать нельзя, и не думали, что это может показаться глупым или неуместным. Просто писали и все. Мы даже сделали материал о геях. Страшно представить, какие санкции мог бы отхватить «Штепсель» сегодня за эти штуки.

После этого я была редактором дважды в изданиях для взрослых тётек и дядек. Но такого ощущения легкости и вседозволенности больше никогда не чувствовала. Всегда приходил какой-нибудь персонаж, Иван Семёныч, который фыркал «давайте это уберем, а то мало ли что подумают». И чаще всего он сидел внутри меня.

— Мой самый любимый выпуск — «В поисках героев», там на обложке мой друг Никита Грейдин. Мы долго её снимали, дурачились, а в итоге кадр сложился благодаря… лупе! В фотостудии у Александра Владимировича Морозова вообще находится много неожиданно нужных предметов. Это единственный выпуск «Штепселя», который вышел в первом полугодии. И он совпал с моей зачётной неделей…

Чтобы доверстать вовремя, мне даже пришлось остаться в корпусе на ночь. А на следующий день, когда настал «час Х» и печатник Глеб вышел на работу только из-за нас, у меня слетели все линки из файла! Грустный Глеб молча ждал, пока мы выдадим файл. Он уже знал, что такие казусы постоянно случаются с учебными газетами, но я-то не знала и очень волновалась.

Мы редактировали, постоянно писали молодым, а потому необязательным авторам, договаривались с фотографами, художниками… А потом ещё верстали. Первые выпуски дались нам с Сашкой Чернозубенко нелегко: в начале второго курса верстать толком никто не умел. Техническая сторона хромала на обе ноги! И композиция тоже, чего уж там.

Первый номер мы делали вдвоём, разделив пополам. Мне достался материал про улыбки. Я набрала фотографий улыбающихся людей и весь вечер убила на то, чтобы собрать из них коллаж. А когда на следующий день с гордостью показала результат своего труда Анне Фёдоровне, она схватилась за голову и закричала: «Соня! Это что за ужас!». С тех пор я, кстати, не сделала ни одного коллажа.

— Когда учишься на журфаке, поначалу мнишь себя немножко гением. Газета «Штепсель» попалась мне вовремя и встала на моем пути большим жизненным испытанием. Когда мне ее поручили, я каждый день бегала к Анне Фёдоровне и жаловалась на то, какие ужасные тексты пишут школьники, и что это просто невозможно верстать. А потом осознала, что верстать это невозможно всего лишь по той причине, что я не умею этого делать. Пришлось срочно развиваться в лучшую сторону. А из «Штепселя» я, не вынеся позора, скоропалительно ушла.

— Настоящая страда в ШМЖ начинается в середине марта, когда мы заявляем, что готовится очередной номер. Школе молодого журналиста тридцать лет, я сама приходила в нее еще ученицей, и мы всегда работали с текстами, проводили олимпиады, разбирали, редактировали. Но благодаря «Штепселю» эта работа приобрела смысл. Что толку писать учебные тексты, в стол? Писать нужно в номер, всегда.

У нас такая возможность есть. Поэтому и критерий оценки текста у нас редакторский: публикуем или нет. И если да, то работай! А наработали мы за эти семь лет, оказывается, немало. Истории, тексты и личные переживания — так увлекательно смотреть на результат своей работы немного со стороны, листая подшивку.

Вот нынешний наш выпускающий редактор Снежана сильно недовольна материалом— вспоминаю, как она оттачивала свой текст в 2008 году: материал под заголовком «Шкатулка воспоминаний», стоит на полосе, значит, добрался до публикации. Аня, чья фотоподборка завершает первый номер, сделала мне чудную профессиональную фотосессию три года назад, в городе ее знают и рекомендуют как хорошего фотографа. Соня, в 11 классе мечтавшая о своем журнале, сегодня моя коллега — преподает на ФЖ. Алексей, писавший исключительно о фехтовании и сдавший вступительные экзамены на 300 из возможных 300 баллов, сегодня курирует в «Томских новостях» практикантов и разбирает тексты начинающих. Как когда-то разбирали его…

Мы искренне любим своих авторов, хоть и строго судим каждый материал. Для нас реальна ситуация, когда за два дня до сдачи номера возникает отличный текст, который обязательно надо напечатать. Материал Альбины действительно уникален, потому что «ну, однозначно максимум баллов за олимпиадную работу», «его можно сразу в печать без доработки» и «так почти никогда не бывает». И редакция срочно выдумывает еще две полосы. Ведь дополнительный лист в газету — это четыре страницы, а гениальный материал займет лишь разворот. И никто не морщится от того, что работы прибавилось. И — странно — но даже радуются отчасти.

Да, апрель проходит под знаменем «Привет, ГуглДок! Прощайте, глаза редактора». Тексты сейчас редактируются в удаленном совместном документе. Но зато вот он, толстый прекрасный «Штепсель»! И среди нынешних авторов скорее всего есть тот, кто через пару лет станет вытрясать из начинающих фотографии, организовывать съёмки первой полосы или верстать очередной номер. Интересно, кто это будет?

— Когда началась моя история со «Штепселем»? Понятия не имею! «Штепсель» просто как-то плавно из газеты, в которой когда-то был напечатан глупый материал абитуриентки Снежаны, перекочевал в газету, где Снежана вроде что-то полезное делает.

Сперва Василиса Николаевна попросила меня, студентку первого курса, побыть злобным наблюдателем на олимпиаде. Потом я пришла в качестве «эксперта» на презентацию итоговых работ. Я что-то рассказывала о поступлении, об учебе и вообще о факультете. Меня тогда завалили вопросами, кто-то просил совета, называя меня Снежана Игоревна. Безумие какое-то.

Потом я провела пару занятий. Тем же вечером несколько ребят вконтакте написали, что я им помогла, спросили что-то ещё по делу. Через пару дней ещё кто-то попросил совета. «Не так уж плохо», — подумала я.

Потом мне не то предложили, не то поставили перед фактом: будешь выпускающим редактором «Штепселя». Помню, как Анна Фёдоровна вечером в субботу придумывала смешные и серьёзные заголовки к текстам, подписи к фотографиям, безжалостно вырезала целые абзацы, заменяя их парой слов (и то в лучшем случае). Сначала казалось, что это жестоко. Потом поняла: чтобы выпускать газету, надо делать именно так. Не «как-нибудь», а хорошо. Потому что в выходных данных стоит твое имя. И потому что это — наш фэжэ.